Опаленная юность

Детство мое кончилось рано и тому виной страшная война, развязанная фашистской Германией в июне 1941 г. Что сохранилось в памяти о моем детстве? Я родился и рос в маленьком украинском городке Литин, что в 30 км от областного центра г Винницы. Помню улицы, с двух сторон которых стояли побеленные хаты с палисадниками и цветами в них. И наш старенький, доставшийся по наследству дом с небольшими окнами на тихой улице, а рядом такие же старенькие домики, где жили еврейские семьи.

 До войны в Литине проживало три с половиной тысячи евреев, занимавшихся в основном ремесленничеством. Мой папа Эли был мастером по столярному делу. Запах свежих стружек я впитал с детства. Может быть поэтому, по традиции, позже я также избрал рабочую профессию столяра. Маму мою звали Ракель. Я помню ее ласковые руки, ее улыбку на добром лице, помню, как она провожала меня в 1 класс. Мама всегда была занята хозяйственными делами в доме, на огороде.

 В нашей семье помимо меня - еще четверо детей. Старшую сестру звали Маня. Она была очень похожа на маму. До войны Маня успела окончить девять классов местной школы. Вторую сестру звали Малка. Она тоже училась в школе. Братику Грише было пять лет, а младшенькой Нюсе только исполнился год. Как мы все радовались, когда она начала ходить. Семья наша жила скромно, но дружно. Особенно я любил, когда в праздники все собирались за столом, покрытым белой скатертью и весь наш дом наполнялся запахами маминых пирогов. И как горько осознавать, что от рук фашистов погибли и мои родители, и мои сестры и братья.

Уже в середине июля 1941 г фашисты пришли в наш город. Жизнь стала невыносимой. Я с болью в сердце наблюдал, как не высыхали от слез мамины глаза, каким подавленным был отец. Фашисты бесцеремонно вламывались в еврейские дома, старикам обрезали бороды, издевались. Пожаловаться было некому. Фашистам помогали местные украинские националисты, поднявшие головы с приходом фашистских войск.

До нас доходили слухи, что есть первые жертвы. Родители не выпускали ни меня, ни сестер на улицу. Мы слонялись по дому, а порой и плакали от безысходности. Ребята из соседних домов к нам не приходили, как раньше. Их не пускали родители. С каждым днем таял запас продуктов. Родители не знали, что делать. Нам они еще находили что поесть, а сами почти голодали.

Отец решил выйти из дома, чтобы раздобыть какую-то еду. С ним вместе решилась идти и старшая моя сестра Маня, но они вернулись ни с чем, так как кругом шныряли немецкие солдаты, и отец побоялся, что их схватят. Опасаясь, что фашистские солдаты нагрянут и в наш дом, родители тайком перешли жить в дом бабушки, что находился на окраине Литина. До нас доходили слухи, что при полном попустительстве фашистов украинские черносотенцы выбивали в еврейских домах стекла в окнах, грабили имущество. И в этих страшных условиях нужно было где-то раздобыть еду.

В один из дней в бабушкин дом пробрался наш родственник Гера Бухбиндер. «Что ты сидишь, - обратился он к отцу, пойдем работать, говорят, что немцы дают работу и нам». Отец, подумав, согласился идти на площадь, где, по словам Геры должны были давать направления на работу. «Такая профессия, как у тебя, безусловно, их заинтересует» - подбадривал Гера. Мама причитала, что не отпустит отца, что это ловушка, но папа сказал, как отрезал, что умирать голодной смертью мы не должны. Он взял с собой столярный инструмент и ушел с Герой.

 Не прошло и часа, как кто-то, постучав в окно, испуганно сообщил маме, что фашисты задержали евреев, которые пришли на площадь, и не только взрослых, но и подростков. Мама, набросив платок, бросилась к двери. Я побежал за ней, хотя она много раз требовала, чтобы я вернулся домой. Добежав до площади, мы увидели толпу людей, окруженную плотным кольцом солдат с автоматами. Из толпы слышались крики о помощи. Они сливались в рев, буквально сотрясавший воздух. Я помню, как мама бросилась к толпе, услышав крики отца. Я инстинктивно пытался остановить ее, но не смог. Крича «Эли, Эли», она бросилась прямо на солдат. Один из них, выругавшись по-немецки, ударил ее прикладом, и мама упала. Отец видел это, рванулся из толпы, но солдаты отбросили его. Все это происходило у меня на глазах, но я был бессилен чем-нибудь помочь моим бедным родителям. Трясясь от страха, я все же подбежал к маме, пытался ее поднять, но сил не хватило. Кто-то из стоящих рядом оттащил маму в сторону, помог подняться.

Я видел, как, тыча прикладами, солдаты погнали толпу к кинотеатру. «Может, зря, Рахелька, расстраиваешься, - сказал чей-то голос, - на работу их повели, на работу»... Я хорошо запомнил эти слова. Мне, 12-летнему мальчишке, очень хотелось верить, что это так, но когда мы вернулись домой, услышали треск пулеметных очередей с той стороны, куда увели отца и тех, кто был с ним в толпе. В тот же вечер мы узнали страшную весть. Фашисты расстреляли всех. Где могила отца и тех, кто был в толпе, мы не смогли узнать ни тогда, ни позже, когда я пытался сделать это, возвратившись в Литин после его освобождения.

Тех, кто не попал в тот страшный день в лапы фашистов, обязали пройти регистрацию и заставляли ежедневно из конопли вить веревки. Я, мои сестры и братья все время проводили в сыром подвале, со страхом прислушиваясь к тому, что происходило в доме. За первыми расстрелами в Литине последовали и другие. В конце августа фашисты приказали оставшимся в живых евреям утром собраться у бывшего военного городка. Не подчинившихся расстреливали на месте.

Выявлять их немцам помогали черносотенцы из местных. После регистрации евреев выгоняли на тяжкий труд - дорожные работы. Фашисты считали, что они пришли на Украину навечно. Евреям приходилось опасаться не только фашистских солдат, но и полицейских-украинцев. Особенно отличался своей жестокостью бывший колхозный кузнец Яковлев. Он выдал фашистам не одного еврея. Украинских предателей фашисты пытались заинтересовать не только тем, что им разрешалось издеваться и грабить евреев, но и особым расположением. Тем, кто участвовал в уборке урожая, фашисты отдавали половину овощей и зерновых.

 Мы же буквально голодали. Мама была похожа на скелет. Я с содроганием вспоминаю то время. Так прошел страшный 1941 год. Но ничего хорошего нас не ожидало и в 1942 году. В начале января фашисты начали действовать с большей жестокостью. Они охотились за еврейскими детьми. Более 80 было расстреляно. Мама ломала голову, как спрятать нас. В Литине, где нас знали, оставаться было опасно, но куда нас можно было отправить, мама не знала. В один из тех дней фашисты захватили десять заложников, которых грозили расстрелять, если остальные оставшиеся в живых евреи не сдадут все ценные вещи: золото, самовары, патефоны. Для устрашения трупы убитых с улиц не убирали.

В те дни был убит брат мамы - Симха. Он был отцом двух сыновей. Одного - шестнадцатилетнего Яшу - схватили еще раньше. Он был в той толпе, что и наш отец. И его постигла та же участь. Старший - Абраша погиб от рук украинского подонка - Васьки Борисюка. Позже тот хвалился, что убил 70 евреев. Но и самого Ваську не пощадили фашисты. Он был застрелен, когда осмелился поднять на глазах у немцев украинский желтоблакитный флаг. Поощряя предателей, фашисты давали им понять, кто хозяин на этой земле.

Раз до нас дошли слухи, что кому-то из ловких евреев какими-то путями удалось уйти в Жмеринку. Там властвовали румыны, которые не убивали евреев, а лишь заставляли их работать на тяжелых работах и проживать в определенном месте - в гетто. Оно существовало там вплоть до прихода Красной армии. Называли фамилию смелого доктора Гершмана, который сумел найти контакт с румынами, и они разрешали принимать евреев из других мест. Эти слухи рождали надежду и нам как-то выбраться из литинского ада.

В конце августа поздним вечером к маме пришла соседка - украинка Антонина, которая дружила с нами. Она сообщила, что за городом копают большую яму, видимо, немцы хотят расправиться со всеми оставшимися в живых евреями. Сестер моих мама еще раньше отправила из дома. Об их дальнейшей судьбе нам ничего не было известно. После сообщения Антонины мама решила, что нужно и нам выбираться из Литина. Я уговорил маму выпустить меня из дома, чтобы узнать, как нам уйти незамеченными. Но стоило мне показаться из двора, как я увидел патрулировавших вблизи украинских полицаев. К счастью, меня они не заметили. Удрученный, я вернулся домой, рассказал, что видел, маме. Она, не раздумывая, приказала мне немедленно уходить через соседние дворы. «А ты с Гришей, Нюсей? Я без вас не пойду», заплакав сказал я. «Иди, а мы тоже попытаемся уйти. Всем сразу нельзя», и мама буквально вытолкнула меня из дома.

Когда мы надеялись уйти вместе, мама решила, что мы пойдем к дружившим с нашей семьей Тарасюкам, что жили в километрах трех от Литина на хуторе. Мама надеялась, что Тарасюки нас не выдадут. Я накинул пальтишко и крадучись перешел в соседний двор. В доме в то время никто уже не жил. Окна были выбиты, дверь распахнута. Я воспользовался этим, и из пустого дома огородами побежал в сторону реки. Постоянно оглядывался, но за мной никто не гнался. Переведя дух, решил подождать. Может быть, маме с детьми тоже удалось выбраться, но их не было. Оставаться долго я боялся.

 Пустынным берегом добрался до одиноко стоявшего дома, в котором жила семья Тарасюков. Дождавшись темноты, осторожно постучал в окно. Пожилая женщина выглянула из окна. Я не сразу узнал знакомую моих родителей, а она видимо меня узнала. Появившись на крыльце, без всяких расспросов приказала, чтобы я шел в курень, что виднелся посреди огорода. Туда она обещала принести поесть и узнать, зачем я пришел. Вскоре она принесла кринку молока и краюху хлеба. Я жадно набросился на еду. Быстро съев все, попросил, чтобы она принесла что-нибудь для мамы и моих младшеньких брата и сестры, так как им есть совсем нечего. Тарасюк сказала, что послала бы что-нибудь маме, да мне возвращаться в Литин опасно. «Бог даст, Рахеля с детьми сама как-нибудь выберется. Неужели мать с детями малыми не пощадят»... Не пощадили. Но об этом узнал я не сразу, а тогда, когда удалось вернуться в Литин.

Маму с Нюсей и Гришей забрали в тот же вечер, когда мне удалось уйти. Три дня продержали в каком-то сарае и расстреляли с другими евреями. Тогда же я узнал, что и старшим моим сестрам не удалось избежать расправы. Так, в далеком теперь 1943 году я остался сиротой.

В куреньке оставался я недолго. Пришла туда Лиза Нейман — наша знакомая - и сказала, что фашисты рыщут в округе. Могут и к Тарасюкам заявиться. Велела уносить ноги. Она и путь указала. По трассе я должен был дойти до первого леса. Возможно, там я встречу людей наших. «Они твои попутчики, с ними иди. Дойдете до второго леса, а затем и до третьего, что на берегу Буга, а там уже и до Жмеринки рукой подать». Как стемнело, стал я пробираться к первому лесу. Никого там не встретил. Немного отдохнул и двинулся дальше. Во втором лесу наткнулся было на лесника. Спасло то, что он меня в зарослях не заметил. Кто знает, как бы он ко мне отнесся. В пути я так обессилел, что не мог дальше идти. Нашел на полянке стог сена и сразу заснул.

Проснулся в холодном поту, когда уже светало. Всю ночь мне кошмары снились. Встал и побрел к третьему лесу. Прямо за лесом начинался огород, а за ним дом крепкий такой. Рискнул подойти. Какой-то старик в украинской расписной рубахе появился на крыльце. Я осмелился спросить, где дорога на Жмеринку. Старик зло посмотрел на меня и закричал, что такую дорогу мне покажет, что малым не покажется, и быстро стал спускаться с крыльца. Как мне удалось убежать, сам не понимаю. Бежал изо всех сил и, обессиленный, упал в какую-то канаву. Сколько в ней пролежал - не помню. Когда совсем темно стало, пошел сам не зная куда. Шел долго и вышел к какому-то селу. Подошел к первому дому, увидел, как во дворе пожилая женщина доит корову. Решил - будь что будет. Окликнул ее. Подняла она голову. Мой вид, видимо, ее разжалобил. «Что надо тебе, хлопчик?» -спросила женщина. Наверное, она поняла, кто стоит перед ней, поняла что я еврей: «Беги отсюда. Немцы в соседнем доме на постое. Заметят, пощады не жди».

Я повернул было обратно, но она остановила меня и протянула кружку парного молока: «Поди голодный, как отощал...». В душе я был благодарен ей за этот дружеский жест. Выпил молоко и, обойдя деревню, полями вышел к реке. Прямо к мосту. Заметил часовых. Но по виду это были не немцы. Неужели румыны? Значит Жмеринка недалеко. Но как пройти через этот мост, чтоб часовые не заметили? Добрая женщина кричала мне вслед, что через мост смогу пройти, если прибьюсь к группе, что водят на работу. На мое счастье ждать пришлось недолго. К мосту подошла группа людей. Одежда их не отличалась от моей. Мне удалось незаметно примкнуть к группе и пройти через мост. На другом берегу я стал искать дорогу на Жмеринку. Встретил парня и осмелился спросить его. Оглядев меня с ног до головы, он сказал, чтобы я шел за ним. Оказалось, что парень шел в гетто. Там найти доктора Гершмана не составляло труда. Сбиваясь от волнения и усталости, я поведал доктору, как мне удалось уйти из Литина. «Сколько лет тебе, Борух?» — поинтересовался Гершман. «Будет 15» — ответил я. «Топки паровозные чистить сумеешь?» - спросил он, глядя на меня. Я готов был взяться за любую работу, только чтоб меня оставили в гетто. Но мой хилый вид изменил решение Гершмана, и меня направили убирать кукурузу. А когда я немного окреп, мне пришлось и разгружать вагоны с углем и чистить топки тоже. Я был рад, что меня оставили, давали еду.

На работе я уставал так, что еле добирался до нар, но мысли о судьбе мамы, сестер и братьев не оставляли ни на минуту. У меня еще теплилась надежда, что они выбрались из ада. Я расспрашивал всех, кто приходил в гетто, но никто не знал ни о моей матери, ни о сестрах и братьях. И все же мне так хотелось верить, что они живы. В марте 1944 г. Жмеринку освободила Красная армия. Со слезами радости на глазах евреи гетто встречали своих освободителей. Как только стало возможным, я вернулся в Литин. Радость встречи с родным городом сменилась страшным горем. Я узнал о трагической гибели моих самых дорогих людей. Дом наш также лежал в руинах. В городском Совете меня - сироту - решили направить в город Иваново учиться на ткача. Необходимые документы я должен был получить в ОБЛОНО Винницы. Сердобольная еврейка, служившая там, посоветовала в Иваново не ехать. Там голодно, сообщила она.

Я вернулся в Литин и определился на учебу жестянщиком. Встреча с одним из оставшихся в живых родственником - дядей Липой Купенбергом, служившим в городе Армавире и приехавшим в отпуск в Литин, изменила мои планы. Дядя пригласил меня к себе в Армавир. Я очень обрадовался этому приглашению. Ведь теперь я не буду таким одиноким. В Армавире поступил в ремесленное училище, избрав профессию столяра в память об убитом фашистами отце. После окончания училища, отработав положенный срок на предприятии, куда был по распределению послан, вернулся в Литин. Меня тянуло в родные места. Тяжелые испытания, которые я перенес в годы войны, сказались на моем здоровье. Я тяжело заболел. В местной больнице поставили диагноз - сепсис. Перенес несколько операций. С трудом оправился, но работать столяром мне было трудно. Поступил в торговокооперативную школу, где проучился год. После окончания школы работал инструктором-ревизором. В мои функции входила проверка торговых предприятий.

Жилищные условия мои были очень тяжелыми. В одной комнатушке нас жило пятеро - дядя с женой, вернувшиеся в Литин с двумя малыми детьми, и я. Приходилось мириться. В 1952 г., в разгар антисемитской компании на Украине, я был уволен с работы. Я понимал, что пострадал только потому, что еврей. Такая участь была не только у меня одного. Это было очень трудное для многих евреев время. Не пощадили и сироту, столько пережившего в годы войны. В ноябре того же 1952 г., узнав о моем бедственном положении, дальние родственники, проживавшие под Москвой, пригласили приехать. Я нуждался в квалифицированной медицинской помощи, которую не мог получить в Литине и даже Виннице. Уезжая в Москву, надеялся эту помощь получить там.

В Москве я сразу же обратился к опытным специалистам, которые обнаружили у меня гематогенный остеомиелит, требовавший серьезного лечения. Я долго был прикован к постели. Родственники приютили и выходили меня. Я снова мог работать. В декабре 1952 г познакомился со скромной еврейской девушкой Раей. Она, уроженка Черкасс, во время войны оказалась в Йошкар-Оле. Рая окончила успешно курсы бухгалтеров и работала по специальности. Мы понравились друг другу, и в марте 1953 года зарегистрировали брак. Время было тяжелое, и ни о какой пышной свадьбе даже мечтать не приходилось. Скромно, в кругу близких, отметили это судьбоносное событие.

Новые вехи в жизни

С помощью моих и Раиных родных удалось купить полдома в поселке Лосинки, что недалеко от Москвы. Я устроился на работу столяром в строительном тресте. Работал, не считаясь со временем, и это давало приличный по тем временам заработок. Рая работала бухгалтером. Постепенно на обе зарплаты мы смогли приобрести все необходимое для семейной жизни. В феврале 1954 г. у нас родилась дочь - Элла, а в 1958 г. сын Александр. На земельном участке, что был рядом с домом, мы выращивали овощи. Это было серьезным подспорьем для обеспечения теперь уже большой семьи. Росли на участке и фруктовые деревья. В 1963 г. в связи с реконструкцией наши полдома были снесены. Нами взамен была получена 2-х комнатная квартира в черте Москвы.
 

10 лет я проработал в одном строительном управлении. Был отмечен по работе премиями и грамотами, ибо стремился работать на совесть. Выполнял самые сложные столярные работы. Последние годы я работал столяром в московском энергетическом институте. В моей трудовой книжке записано много поощрений, которыми был удостоен за свой труд. Рая также работала успешно. Шло время. Подрастали дети. Окончив школу, дочь Элла поступила в техникум механизации на бухгалтерское отделение. Успешно завершив учебу, работала заместителем главного бухгалтера на солидном предприятии. Александр получил специальность в железнодорожном техникуме и работал в московском метро.

Первым об отъезде в Израиль заговорил сын. Его семью мы провожали в надежде, что все уедем со временем на историческую родину. Сын уехал в апреле 1991 г. К сожалению, в Израиле сыну пришлось развестись с женой. Мы с Раей долго переживали случившееся. Александр стойко перенес все тяготы абсорбции. В настоящее время сын работает шомером. В Израиле сын женился. Александр вырастил прекрасного сына. После окончания школы сын Александра успел отслужить армию и поступить в институт, где занимается теперь. Дочь Элла последовала примеру брата и также репатриировалась в Израиль. Ее муж не пожелал уезжать из Москвы, но дочь это не остановило. Элла уехала вместе со своей дочерью. Вот уже 10 лет она работает в торговом предприятии столицы по профессии.

 Моя внучка - дочь Эллы - пошла по стопам матери. Получила специальность бухгалтера. И довольна избранной профессией. Мы также исполнили свою мечту и вслед за детьми репатриировались в Израиль. Живем все в столице -Иерусалиме, который стал для нас теперь родным городом. С дочерью мы живем в одном доме на улице Бразиль. Рады, когда дети и внуки собираются у нас, родителей. Вместе мы отмечаем еврейские праздники, дни рождения и другие семейные торжества. Мы горды за успехи Израиля, который в столь короткий исторический срок добился таких успехов в экономике, несмотря на войны, которые развязывали арабские враги, на теракты. Я и Рая часто думаем, как бы радовались мои родители, наши родные, погибшие от рук фашистских палачей, если бы и они могли жить в своем государстве, на святой земле предков.

В силу возраста мы уже не можем внести свою трудовую лепту в эти достижения, но наши дети и внуки делают это и за нас. Радость пребывания в своей стране, однако, ни на минуту не позволяет забыть всего перенесенного мной в страшные годы войны, тяжелого груза воспоминаний о моих дорогих родителях, сестрах и братьях, родных, всех, невинно убиенных фашистами. Память о них живет в моем сердце, сердцах близких мне людей. И в иерусалимском Музее Яд Вашем, в Книге памяти записаны их имена, как и миллионов других погибших евреев, чтобы помнили о них не только мы, очевидцы трагедии, но и наши потомки, и чтобы никогда трагедия еврейского народа не повторилась.

Записал со слов Боруха Куперберга ЗИНОВИЙ КЛЕБАНОВ

Примечание

На днях я, Александр Вишневецкий, вместе с Ингой Буш из христианской организации в Иерусалиме "Нер Яков" посетили Боруха и Рахиль Куперберг в их квартире. У Боруха больные ноги, и он не в состоянии посещать наш клуб. Познакомившись с жизнью Боруха по представленному им материалом, записанным Зиновием Клебановым, считаю целесообразным познакомить с ним читателей нашего сайта и бывших узников гетто и концлагерей из нашей Иерусалимской организации. Хотелось бы надеяться, что и другие бывшие узники из нашей организации поделятся своими воспоминаниями на нашем сайте.

30.01.2017